Уроки труда в школе наделили меня практическими навыками и теоретической подготовкой. Первые выразились в сделанном мной табурете. Вторая заключалась в лекции трудовика, длилась она два предложения. Лекцию инициировал мой ответ на его вопрос, для чего служат свёрла. Видимо, я уже тогда имел вид человека, которому можно выдать дрель только после уточнения кое-каких нюансов.
- Запомни на всю жизнь, - ответил он, выслушав мой ответ, - дырки только в жопах. Все остальное – технологические отверстия.
Вооруженный этими знаниями, я вышел в большую жизнь.
Только без табурета. Все забрали свои табуреты домой, а мой остался у трудовика. Причину он объяснил туманно: «Пригодится». Потом я узнал, что вплоть до развала Советского Союза он использовал результат моего творчества как учебное пособие. Показывал девятиклассникам и объяснял, что соснЕ нужно бояться не парши (грибкового, реже бактериального заболевания, связанного с сильным поражением и деформацией поверхностных тканей). Не гнид и не дятлов. Самую большую опасность для древесины представляет мастер, место крепления рук которого находится неподалеку от технологического отверстия.
Табурет в моем табурете угадывался только интуитивно. Он мог стать на четыре ноги только во сне Сальвадора Дали. Он был собран таким образом, чтобы затруднить доступ к любым интерпретациям и не иметь ответа на вопрос «что это?». Трудовик утверждал, что в моей голове беспорядок, как в подсобке у школьной технички. Пока там доберешься до швабры, упадут пять ведер. После первой четверти от расплывчатых примеров он перешел к конкретике. Сообщил, что моя голова используется не по целевому назначению. В конце полугодия он уже безапелляционно утверждал, что она и не ремонтопригодна. Про руки не говорил ни слова. Видимо, для него было очевидно, что мой табурет собирался не руками.
На выставке некрашеных корней моё изделие имело бы оглушительный успех. Напротив него стояли бы сотни сюрреалистов. Прижимали бы к губам костлявые кулачки и морщили лбы. Под экспонатом, огороженным красными канатами с золотыми кистями, красовалась бы табличка: «Тунгусский метеорит в гостях у мебельной фабрики». Художник-символист Павленский, прибивший свои яйца к Красной площади, не вынимая гвоздя, встал бы и пошел домой, увидев мое произведение. Ему в искусстве делать было бы уже нечего.
Одноклассники терли шкуркой изделия, придавая им товарный вид. А я все не мог решить главного. Мой мозг не воспринимал трехмерную логику существования этой твари. Каждый новый вариант трудовик ломал ногой и выдавал мне новые заготовки. Когда я предложил третий, он бросил на него взгляд и закрыл глаза:
- Твою мать… Ну, не может, не может советский школьник такое сделать…
Примерами, когда человек делал плохие табуреты, а потом поплатился за это жизнью, трудовик не располагал. Поэтому пытался нанести ранения моему самолюбию положительным примером. Информация о том, что в параллельном классе один мальчик сделал уже три табурета, должна была пробудить во мне дух соперничества и чувство ответственности. Чтобы усугубить мои страдания, он проворачивал хороший пример в ране и добавлял, что каждый новый табурет того мальчика был красивее предыдущего. Хороший педагог был, не стану отрицать.
Когда я подволок к нему очередную версию своего, трудовик сообщил, что с трудом сдерживает эмоции. Он продолжал оставаться педагогом. Но за его просьбами о терпении и усидчивости я угадывал желание положить меня на циркулярную пилу и распилить на доски. Он снова тревожил меня примерами про хорошего мальчика. Тот сколотил уже пять волшебных табуретов. И все - хоть в магазин, где их за пять секунд с руками оторвут. Я стал подозревать, что к окончанию учебного года на каждое седалище на планете будет приходиться не менее двух табуретов.
Но трудовик давил не на ту педаль. Он полагал, что информация о чужих победах разбудит мою гордость. А та растолкает тщеславие. И я сделаю самый изящный в мире табурет. Что-нибудь из раннего Гамбса или Чиппендейла. Что-то в стиле рококо. Увидев который, он бы заплакал, и в качестве награды разрешил бы мне называть все до единого технологические отверстия дырками. Но вместо этого я грезил, как мальчика с его табуретами везут в магазин, где ему за пять секунд отрывают руки.
В конце концов, трудовик сказал:
- Трудно тебе придется в жизни...
С чем я абсолютно согласен!
(с) Вячеслав Денисов
Свежие комментарии