Артём лёг. Жена легла. Даже вездесущего кота Семена не было видно, тоже где-то улёгся. И только теща-шатун бродит по кухне.
А мне очень надо на кухню. Но только так, чтобы без тещи.
Я затаился под дверью спальни. Я на охоте. Я хищник.
А она все ходит, скрипит половицами. Пока всеми не скрипнет, не уйдёт, такие уж они, эти полночные тещи.
Наконец все стихло. Дом сладко посапывал.
Я пробрался на кухню, пружиня, и осторожно, двумя пальцами достал из морозилки последнее мороженое.
Завтра будет рыдать Артём, будет рыдать теща, будет рыдать жена. Всем им сейчас, конечно, снится это последнее мороженое. Но все это завтра. А сегодня оно мое. Сегодня я хочу пожить для себя.
Я освобождаю вожделенный стаканчик от обёртки. Даже в темноте видно, какой он белоснежный. Ещё пару часов я останусь для них для всех хорошим человеком, отцом, мужем, зятем. Но чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, кажется, так у Пушкина?
Я нежно сжал в руке мороженое, опустился в кресло... И в следующее мгновение из-под меня раздался душераздирающий визг. Я сел на кота Семена.
Потом в кухне включили свет, и одни вытаскивали из-под моих развалин Семена, а другие разлепляли мои заледеневшие пальцы, чтобы изъять мороженое.
Его вернули в морозилку, а меня — в супружескую кровать, но только не с краю, как обычно, а к стенке, и приперли женой.
Всю ночь мне снилось, будто я на Титанике, и мы врезаемся в гигантский вафельный стаканчик, внезапно поднявшийся из воды.
(с) Олег Батлук
Свежие комментарии