— Иди, Бимка, поближе. Нас осталось всего двое – места меньше занимаем, — Иван Петрович говорил теперь это каждый раз, когда они с Бимом оказывались в электричке.
Словно сам пытался привыкнуть к этой мысли. Мол, ничего страшного, раньше втроем на дачу ездили, а теперь вот вдвоем. Это жизнь. ..
Но Бима не обманешь: чувствовал он своего хозяина, видел, как тот, нет-нет, да и глянет на сидение рядом, словно поделиться чем-то хочет.
А потом спохватится – не с кем ему делиться. Уже почти полгода, как не с кем...
*****
Жену свою, Машу, Иван Петрович схоронил после Нового года. Вот такая вот ирония. Все же за новую жизнь пьют под бой курантов, за мечты, за счастье. И они за это бокалы подняли. Да вот зря, оказывается.
Иван Петрович помнил тот Новый год, будто вчера было. Отметили праздник вдвоем, подарки нехитрые друг другу вручили.
Он Маше секатор подарил, дорогой, импортный. Она о таком давно мечтала. Да вот не успела опробовать. Не дождалась она тепла, о котором грезила с самого октября.
Так и остался инструмент лежать без дела. Сам Иван Петрович им не пользуется. Не может...
Он пробовал, но никак. Берет в руки, и тоскливо становится, словно какой-то чулан в душе открывается, выпускает на свободу горе, а с ним и воспоминания.
Так и встает перед глазами жена, открывающая пакет, украшенный большой блестящей снежинкой:
— Ох, Ваня, угодил! — Маша улыбается, примеряет, как секатор ложится в руку. — Удобный, острый, говорят, бессмертный!
Иван Петрович доволен: радуется жена, и у него на душе птички чирикают. Он Маше для ее сада весь магазин бы скупил, кабы денег хватило.
Любит она свои цветочки да кусточки. Прямо души в них не чает. С мая по октябрь хлопочет, красоту наводит, что-то подрезает, удобряет, сажает, выкапывает.
И растюшки ей за любовь благодарностью платят. Цветут, благоухают – загляденье!
Сам Иван Петрович невеликий садовод, ромашку от розы отличает, и ладно. А вот Маша была...
*****
— Ты, Ваня, смотри, сад мой не бросай, если я раньше тебя уйду, — однажды сказала она ему, а потом к Бимке повернулась: — Проследи!
Бим хвостом замахал, уши навострил, улыбнулся зубасто: «Прослежу».
Да он ради Маши на все готов. Любил он хозяйку больше даже, чем Ивана Петровича. Все время с ней в саду пропадал: копать помогал, лягушек да кузнечиков гонял.
А вечером, бывало, умаются оба, сядут на крылечко, Маша гладит Бима по рыжей шерстке и нахваливает:
— Умница ты у нас, Бимка, и красавец. Самый что ни на есть красавец! Шерстка шелковая, ушки торчком, хвост колечком, и цветом ты, словно апельсинка.
Да ни одна породистая собака с тобой не сравнится!
Бим соглашался, конечно, клал Маше голову на колени, слушал, понимал. Такому любое поручение дай – выполнит.
*****
Кто же знал, что так скоро покинет их Маша. Инфаркту человечьи планы до лампочки. Вот теперь ездят на дачу вдвоем.
Пришлось Ивану Петровичу постигать премудрости садоводства. Не мог он иначе. Ведь если зачахнет сад – уйдет частичка Маши из этого мира. А такого никак нельзя допустить.
Садятся они с Бимом обычно на будничную электричку, утром. Но не спозаранку, когда народ на работу едет, а чуток попозже.
Иван Петрович – пенсионер, подрабатывает сутки через трое охранником, может себе позволить выбирать время.
Устраиваются на первом от двери сидении, там, где места только для двоих, и расстояние до скамейки напротив побольше.
Очень удобно: как раз для двух человек и собаки. Теперь сидение рядом с Иваном Петровичем пустое. Только Бим лежит в ногах, стараясь никому не мешать.
Но многим он все равно неугоден. Вот и сегодня...
— Собачка! — восторженно кричит мальчишка, влетая в вагон.
— Не трогай! — с ужасом командует его мама. — Пошли подальше отсюда. Кто его знает, что у этой псины на уме.
Она смотрит сверху вниз на Ивана Петровича, обходит их скамейку, насколько позволяет узкий проход между сиденьями, и возмущается, как бы про себя, но чтобы слышал Иван Петрович:
— Развели в общественном транспорте зверинец, скоро крокодилов возить начнут.
— Пес же в наморднике, — неосмотрительно говорит ей в спину Иван Петрович.
— Так что же, если на крокодила или льва намордник надеть, то его тоже в вагон можно тащить?! Так?! — дамочка тут же оборачивается, она жаждет скандала.
Она же мать! Она переживает за своего ребенка, который вынужден ехать в одной электричке со зверем! Возмутительно!
Иван Петрович замолкает. Зря он рот открыл – не подумал. Больше не будет. Лишь бы эта мадам ушла, не стала взывать к общественности, не стала кричать и тыкать пальцем.
К их счастью, у грозной мадам в этот момент звонит телефон. Она бросает на Ивана Петровича и Бима последний недобрый взгляд и двигается дальше, рассказывая в трубку, что они сели, что в электричке душно, да еще и дикая антисанитария: полоумные старики возят грязных псов.
Иван Петрович наклоняется, гладит Бима:
— Ушла, слава богу. Сам я виноват – не надо таким отвечать. Но вот не удержался. В следующий раз промолчу.
Биму обидно, но он понимает – хозяин прав. Лучше промолчать, тогда есть шанс доехать без приключений. На некоторое время воцаряется покой. Но ненадолго.
На следующей остановке в вагон входит парень в наушниках. Наступает Биму на хвост и падает на сидение напротив.
Он не слышит визг Бима и, конечно, не будет извиняться. Он человек – хозяин жизни: молодой, модный и независимый.
А деду нечего тут разбрасывать своих псов под ногами. Сам виноват.
«Пусть только что-нибудь скажет!» — читается на его лице.
Иван Петрович молчит. Бим вжимается в его ноги. Молодой человек вытягивает свои – длинные, в белых кроссовках, прикрывает глаза. Хорошо хоть ничего не говорит о сумасшедших стариках и их грязных псах.
Через одну остановку он сходит. Его место тут же занимает тучная тетка. Бим тетке мешает до невозможности. Иван Петрович ей тоже мешает.
Потому что у тетки муж, сумки и многочисленные пакеты. И ей некуда эти пакеты поставить. Из-за того, что некоторые возят в электричке собак:
— Собак надо возить на машине или в такси! Раз уж некоторые их так любят... Чего это люди должны страдать! Правда, Вовик? — тетка обращается к мужу.
Но весь спектакль рассчитан на Ивана Петровича. Потому как Вовику все равно. Он кивает, словно китайский болванчик, и замирает среди пакетов, вперившись в окно и делая вид, что он не здесь.
Бим мечтает стать невидимым, Иван Петрович жаждет, чтобы тетка поскорее вышла. Во всяком случае раньше, чем его терпение лопнет.
Повезло, минут через двадцать тетка командует:
— Вовик, на выход!
Тот послушно отлепляется от окна, навьючивает на себя пакеты и, умудрившись не затоптать Бима, выходит вслед за громогласной женой...
*****
Ивану Петровичу с Бимом осталось ехать недолго, где-то полчаса. Они оба молятся про себя, чтобы больше никто не вошел, не подсел.
Мест в электричке много. Ну почему люди стремятся туда, где им неудобно?
Но судьба сегодня решила на них отыграться по полной. Так они думают, когда напротив устраивается очередной пассажир.
Он ровесник Ивана Петровича: седина, очки, рюкзак, джинсы, большая сумка на плече.
— Позволите нам присесть? — обращается новый пассажир к Биму, который только-только вытянулся между сидениями.
Бим встает, прижимается к ногам хозяина. Новый попутчик ставит свою большую сумку на сиденье.
— Ваш пес как к солидным дамам относится? — спрашивает он у Ивана Петровича.
— Нормально... — удивляется тот.
— Вы понимаете, мы с Матильдой товарищи мирные, но некоторые нас не любят, — мужчина улыбается и открывает застежку-молнию на сумке.
Оттуда высовывается дымчатая зеленоглазая голова с треугольничками ушей и розовым носом.
«Кошка? — удивляется Бим. — Как он про нее: «солидная дама»! Я уж подумал, что он жену сейчас из сумки выпустит».
Против кошек он ничего не имеет. У него на даче есть приятель-кот. Умный мужик, деловой, не склочник. Да и эта мадам выглядит вполне себе мирно. Посмотрела на Бима, муркнула. Вроде как поздоровалась.
Бим решает не отставать в вежливости: встает, тянется носом к сумке, виляет хвостом.
— Отличный у вас пес, — делает комплимент хозяин Матильды. — Сразу видно – умница.
— Меня Виктор Алексеевич зовут. Даму, как я уже сказал, Матильда. Она у нас в годах. Вот едем на дачу.
Иван Петрович протягивает руку, представляется сам, представляет Бима.
— А далеко вам? — Виктор Алексеевич наконец усаживается.
Матильда грациозно перебирается из сумки к нему на колени.
— Да нет, полчасика еще. Дивенская, знаете? — отвечает Иван Петрович.
— А как же, там садоводства прямо одно на другом. Сами оттуда. Как это мы раньше не встречались?
Иван Петрович разводит руками:
— Я раньше с женой ездил и с ним, — он кивает на Бима. — А теперь вот только вдвоем. Часто ездим. Может, я бы и реже это делал. Да после жены моей сад остался. Ухаживать надо. Я обещал...
Иван Петрович отворачивается, смотрит в окно, словно вдруг увидел что-то безумно интересное. Виктор Алексеевич не торопит, ждет…
— Так вот, за садом я обещал ухаживать, — наконец продолжает Иван Петрович. — А садовник из меня аховый. Да и соседи помочь мало чем могут. Все же огородники нынче.
Кроме того, просить я не мастак. Вот и корячусь один, вернее, с Бимкой. Что-то в интернете подсмотрим, что-то методом проб и ошибок поймем.
— Нас с Матильдой вам сам бог послал, — улыбается Виктор Алексеевич. — Я вот тоже в огурцах и помидорах не мастак.
Розы выращиваю. Садовод со стажем. Дачи наши, как я понимаю, недалеко, поможем мы вам, чем можем. А можем мы немало. Без хвастовства говорю!
Бим с Матильдой наблюдают, как общаются их хозяева.
«Наконец-то судьба смилостивилась — послала нам хорошего попутчика!» — радуется Бим.
«А мой-то, похоже, друга нашел, — думает Матильда. — А то он все один да один, после смерти супруги. Два года почитай уже.
Мужики его не понимают: ненормальный – розы выращивает! Разве же это мужское дело? Вот на рыбалку сходить, по грибы отправиться – это по-мужски.
Повезло в этот раз с попутчиками».
Они выходят на платформу «Дивенская» вчетвером. И все четверо верят – это лето для них будет добрым.
Наверняка будет.
Автор АЛЁНА СЛЮСАРЕНКО
Свежие комментарии