Всё изменилось, когда в баре появился новый постоялец – худой и облезлый бродячий котяра, прибежавший сюда откуда-то из подворотни. Незаметно забота о нём стала единственным делом, в котором хозяин всё ещё видел смысл…
Путешествие на малую родину – оно как слабенький алкогольный коктейль с кисло-сладкими нотками. Гремучая смесь из светлого чувства ностальгии и тягучей, сосущей тоски по временам, которые уже никогда не вернутся.
Ты упиваешься им, жадно глотая порцию за порцией, но никак не можешь захмелеть до нужной кондиции. И вроде бы после нескольких бокалов тебя уже тошнит даже от самого вкуса и запаха, но тебе всё равно хочется ещё...
В город Фома приехал рано, и до заселения в гостиницу оставалось ещё очень много времени. Это время он решил скоротать в насиженном месте: в старом добром «Брауншнайдере» – небольшом, но уютном баре на окраине.
Сколько попоек он провёл здесь в пору бурной молодости! Браушнайдер, если так можно выразиться, был его «местом силы». Туда он и направлялся прямо так, с чемоданом и сумкой за плечом.
Городские улочки кое-где остались прежними, а кое-где изменились до неузнаваемости. Обычное дело.
Как правило, изменения заключались в деталях: где-то поменяли вывеску, где-то покрасили дом, где-то построили новую прогулочную аллею для мамочек и их колясок.
Но почему-то Фома был уверен, что «Брауншнайдер» – это нечто незыблемое. Нечто, что намертво вросло в город и никуда отсюда не денется, пока сам город стоит на своём месте.
Каково же было его удивление, когда вместо мощной и яркой вывески с названием, написанным готическим шрифтом, и вместо агрессивных граффити с мотоциклами и плюющимися огнём глушителями, он увидел… нечто несуразное.
«Бар Рыжий кот, часы работы 08:00 - 21:30, ежедневно» – гласил скромный текстик на входной двери. Граффити с байками и байкерами сменились на нелепый баннер с каким-то мультяшным котом, будто бы сбежавшим из книги с детскими сказками, а старой вывески с готическим шрифтом и след простыл.
Фома не смог сдержать усмешки: какой это к чёрту «бар», если он закрывается в половине десятого? А открывается он в восемь утра для кого? Для школьников?
Фоме стало почти физически больно за место, которое раньше было последним оплотом чего-то привычного и понятного в его родном городке. Он глянул на часы – девять сорок пять.
«Что ж, почему бы и не заглянуть уже, раз пришёл?» – подумал про себя он и направился к входной двери...
По всему было видно, что внутри совсем недавно закончился большой ремонт. Даже нет, не закончился, а находился на завершающей стадии: когда всё, вроде бы, блестит и сверкает, но кое-где ещё остался простор для тех самых «последних штрихов».
— Доброе утро! — поприветствовал Фому бармен, суетившийся за стойкой.
— Доброе, — бросил Фома и присел на стул, поставив чемодан рядом с собой.
— Что для вас?
— Пивка для рывка, — улыбнулся Фома, обнажив жёлтые от никотина зубы.
Бармен ухмыльнулся, глядя на гостя скорее с жалостью, нежели с восхищением от его искромётной шутки.
— Какое-то конкретное? — спросил бармен, кивая на прейскурант на меловой доске над собой.
— Да нет, просто тёмного чего-нибудь. Недорогого. Но и не дешёвого самого! Такого… Ну, ты понимаешь.
Бармен кивнул, взял кружку и поставил ее под кран. Когда кран зашипел, Фома непроизвольно облизнул губы. Сейчас намахнёт, и солнышко как-то ярче засветит, и трава станет зеленее, и небо поголубеет...
Едва кружка с тёмным встала перед носом Фомы, он тут же поднял её и сделал несколько жадных глотков. Потом остановился и в недоумении посмотрел на напиток.
— Это безалкогольное что ли?! — с нескрываемым возмущением спросил Фома.
— Здесь – всё безалкогольное.
— Тьфу ты! Да что ж такое-то? Что у вас тут, детское кафе какое? Зачем тогда баром называться?! Здесь вообще всю жизнь Брауншнайдер был: кого в городе ни спроси – все знают! Что за…?!
Возмущаясь новшествами в некогда любимом заведении, Фома, казалось, сетовал на саму жизнь – на её быстротечность и переменчивость. Вся горькая тоска, вся досада тем, что он никак не может напиться той самой светлой ностальгией, в кои-то веки возвратившись на малую родину, вышла из него одним махом.
Бармен терпеливо выслушал гостя, снова ухмыльнулся, наклонился к нему чуть ближе и, будто бы делясь своим большим секретом, полушёпотом сказал:
— А это и есть Браушнайдер. И даже владелец тут тот же.
— Как так?! А где тогда выпивка? Где флаги и огни на стенах? Где бильярдные столы? Где, в конце концов, эти… Как их там? Большие такие, злющие... Ай-й, неважно. И что за название такое: «Рыжий кот»?
— Хотите, расскажу? — заговорщически улыбнувшись, спросил бармен.
— Хочу!
— Только история долгая. Пиво вам, смотрю, не понравилось. Может, возьмёте что-то ещё, чтобы слушалось веселее?
— Да это не пиво вообще! Не знаю… Кофе давай какой-нибудь. Без сахара только.
— Кофе – это да. Кофе – это можно, — сказал бармен, развернулся к кофемашине и начал свой рассказ…
*****
Помещение это досталось его владельцу лет эдак тридцать назад, и то, по какому-то большому блату. Он долго думал, что с ним сделать. Решил открыть бар.
Сам он был не дурак выпить. А когда понял, что ни к чему другому, кроме как к выпивке, у него душа не лежит, то и смекнул, что раз так – надо этим и заняться. Выпивкой то есть...
Бар он назвал наобум – «Браушнайдер» звучало солидно и увесисто. Внутреннюю обстановку он срисовал с американских фильмов, с того, как в них выглядели все эти завлекательные питейные заведения, где опрокидывали стаканчик за стаканчиком всякие крутые ребята – герои и злодеи.
Дела шли в гору: в баре стали заводиться постояльцы, и выручка текла рекой. Ту её часть, которая не шла на оплату ежедневных расходов в заведении и на зарплату персонала, хозяин спускал на всякую ерунду.
Он пил много и часто. Деньги-то есть, время – тоже. Иногда он тусовался с посетителями, иногда запирался в своей подсобке, в глубине помещения.
Те, кто на него работал, как прознали про его запои, стали потихоньку подворовывать ночную выручку: сначала по чуть-чуть, потом – уже не стесняясь...
Со временем хозяин продал квартиру, чтобы погасить долги за бар, и перебрался жить сюда, в ту самую подсобку. Он знал, что у него серьёзные проблемы, но ничего поделать с собой не мог, и продолжал забываться, в редких перерывах между запоями просто валяясь на кушетке и бесцветным взглядом пялясь в потолок...
Всё изменилось в тот год, когда в баре появился новый постоялец – худой и облезлый бродячий котяра, прибежавший сюда откуда-то из подворотни.
Как-то днём хозяин обнаружил этого котяру у входной двери. Он как раз начал отходить от очередного запоя, поэтому то был один из таких дней, когда алкоголику совершенно не хочется жить. В противовес этому, в такие моменты человек обычно ловит какое-то особенно лирическое настроение. Так что, он взял кота просто потому… Просто потому, наверное, что именно тогда ему нужен был хоть кто-то рядом.
Кот быстро отъелся, отрастил густую шерсть и стал всеобщим любимцем. Люди спрашивали у хозяина, как зовут рыжего. На что хозяин отвечал:
— Рыжий – и всё тут. Не знаю. Не придумал ещё...
Незаметно забота о рыжем котяре стала единственным делом, в котором хозяин всё ещё видел смысл. От «Брауншнайдера» его давно тошнило, но сделать он ничего не мог, ведь теперь это был его дом.
Он пытался продать его, но как только покупатели знакомились с бухгалтерией, они выбегали из «Брауншнайдера» в ужасе и больше не появлялись на его пороге.
В какой-то момент хозяин поймал себя на мысли, что бар высасывает из него все соки, паразитирует на нём, осушает и опустошает его. Он пытался бросить пить, но после стольких лет, живя буквально на винных бочках, сделать это было невозможно.
Всё вокруг опостылело ему, и только тот рыжий малый оставался кем-то, ради кого ему по-прежнему хотелось жить.
И вот, одним декабрьским предновогодним вечером в баре случился пожар. Когда он начался, хозяин был в полнейшем отрубе: лежал себе в своей глухой коморке в окружении бутылок и видел свои обыкновенные бредовые сны.
Никто и не подумал заглянуть в подсобку, когда огонь стал сжирать те самые флаги на стенах, гирлянды и прочую мишуру. Посетители в панике бросились наружу. Пожарных вызвали сразу, но когда загорелась крыша, они ещё не подоспели.
Все, включая рыжего котяру, стояли снаружи и заворожено смотрели на гудящее, трещащее и искрящее пламя, поглощавшее «Брауншнайдер» со всеми внутренностями.
Вдруг до кого-то из собравшихся – кажется, до одной из официанток – дошло, что снаружи стоят все, кроме хозяина.
— Да не мог он внутри остаться! — успокаивал её молодой и бородатый бармен.
— А где он тогда?
— Не знаю. Домой, наверное, уехал.
— Нет у него дома, он здесь и живёт… Он же не…
Вдруг на снегу мелькнула оранжевая вспышка, скрывшись внутри охваченного пламенем здания. Из тех, кто видел всё это своими глазами, почти каждый готов был поклясться, что видел того самого безымянного рыжего котяру, забегающего в догоравший «Брауншнайдер».
Они видели его за минуту или за две до того, как из дверей бара, шатаясь, вылетел человек в полыхавшей прямо на нём одежде. От волос уже ничего не осталось, а кожа чудом уцелела после жарких поцелуев открытого огня.
Хозяин, всё ещё не до конца очнувшийся ото сна, катался по снегу и исступлённо кричал. То был, без сомнения, худший вечер в его жизни. Но, по крайней мере – не последний...
*****
Бармен замолчал. Фома приложил пустую чашку к губам и только тогда вспомнил, что допил кофе пару минут назад.
— И это вся история? — спросил он бармена.
— В общем и целом.
– А что с котом в итоге?
— Живёт и здравствует.
— И что, получается, хозяин «Брауншнайдера» после того случая взялся за ум и из переполнявшего его чувства благодарности назвал новый бар в честь кота?
— Вроде того.
— Всё равно не понял: зачем баром-то было всё это дело называть? Раз открыл кафе, то так бы и назвал его: «Кафе Рыжий кот». При чём здесь бар-то?
Бармен вздохнул и задумчиво посмотрел в какую-то точку над входной дверью.
— Это что-то вроде вызова, — сказал он после продолжительной паузы, — Вызова себе, вызова окружающим. Вызова всей той мерзости, которая чуть не сожрала хозяина языками адского пламени в ту ночь. Он и жил-то в аду. И живёт до сих пор...
А в аду – либо горишь, либо борешься. Сбежать из него нельзя. Отрешиться от него – тоже. Поэтому он просто… Он просто взял и превратил этот самый ад во что-то безвредное и безобидное.
— Извини, я… Я чё-то как-то суть потерял: много философствований каких-то. Но да и бог с ним. На какие деньги он бар-то восстановил вообще?
— Страховка. Уж её-то он не пропил.
— Ясно. Любопытно, конечно. Но неубедительно. Скажи, а с хозяином этим можно как-то встретиться? Интересно пообщаться. Былые времена вспомнить… Место-то легендарное было.
Фома вздрогнул, увидев боковым зрением, как возле него мелькнуло что-то. Рыжий кот вспрыгнул на стойку, уселся на ней и принялся вылизываться. Фома перевёл взгляд на бармена.
Тот глядел на него всё с той же жалостливой и одновременно добродушной ухмылкой:
— Если нужен тот самый – именно тот самый – хозяин «Брауншнайдера», то его больше нет. Здесь теперь только мы: я, да Рыжий. И больше никого...
Рыжий кот лёг на стойку, сомкнул глаза и умиротворённо заурчал. Фома подумал о чём-то. Потом – заказал ещё кофе.
Автор ГЕОРГИЙ АПАЛЬКОВ
Свежие комментарии