О том, как Катечкина работала Снегуркой (новогоднее)

Давно известно, что каждая среднестатистическая школьница мечтает о туфлях на 
шпильках, респектабельном сюпруге, и карьере снегурки. Как вы понимаете, тотального 
невезения в жизни не бывает, поэтому в роли внучки Мороза, я все-таки блеснула. 
Рассказываю. 

Наступление 1992 года не сулило мне ничего хорошего. - В начале декабря моя мама 
получила командировку в Москву и стремительно улетела, оставив юную Катечкину 
с папенькой. Вплоть до 25 числа, наша жизнь была прекрасна. – Конечно, 
как правильно развлекать ребенка, папенька не знал, но это удачно компенсировалось 
его недогадливостью по поводу школьного дневника, в котором вот уже неделю тосковала 
жирная параша по алгебре. От параши я грустила, но когда дневник не потребовали 
и на восьмой день, тут же замазала двойку типографской мазилкой «Шрифт», 
и принялась готовиться к новогодней елке. 
За излишнюю тягу к пиздобольству школьный комитет выделил мне роль сороки-воровки, 
предполагающую эпический полет вокруг зала со словами «не зажжется ваша 
елка, не зажжется». В качестве реквизита мне выдали немеряных размеров клюв 
и мятую бумажку со словами. 
- Ну и что, что не Золушка, - успокаивала себя я. – Зато костюм сороки 
даже папенька изготовит, главное что клюв-то уже есть, а остальное придумаем. 

25-го утром, примерив папин наряд у зеркала, я поняла, что, во-первых, орнитолог 
из родителя так себе, а во вторых, жизнь закончена. 
Черные жилетка с юбкой, пионерская рубашка с оторванным шевроном, и красные пластиковые 
бусы, шансов на овации не оставляли. Никаких сорок-воровок в зеркале не было 
и подавно, но вот зато ободранный «ребенок-сексот в бусах» был на лицо. 
Пожалуй, только таблички «она расстреливала еврейских детей» не хватало. 
- Папа, я похожа на дочь Гитлера, - сказала я, и завыла. 
- Ну вот, может быть, клювик примеришь, - избегая моего взгляда, предложил папа. 
Нацепив клюв, я завыла еще горше. – Если ободранный ребенок-сексот в бусах 
мог бы вполне слиться со стенами и прокатить под «непереодетого к празднику», 
то ободранного ребенка-сексота с бусами и клювом ждала долгая мучительная смерть. 


В школу мы ехали молча, и возвращались тоже в тишине. 
Несмотря на то, что вокруг зала я «пролетела» точно мессершмит, сбивая 
перваков на поворотах, и сделала всего одни круг, а не 3, как было положено, 
нарядец мой все-таки заметили. 
- Это ж кто девочку так вырядил? – изумлялись одни мамаши. 
- Наверное родители алкаши какие-нибудь, - отвечали им другие. – Сейчас 
всякого, знаете ли, полно… 
Вернувшись домой, я шарахнула дверью своей комнаты, и рухнула на диван. Доброе 
имя мое было опозорено, и ни одна вещь на свете не могла возместить мне моей 
страшной утраты. 
За рыданьями, я не заметила, как вошел отец. 
- Ты, Кать, плакать перестань. Снегурочкой быть хочешь? – потряс меня за 
плечо родитель. 
- Что, мешок из под картошки освободился? – взвизгнула я. 
- Да, нет же, наряд казенный будет. Вполне себе даже настоящий, с кокошником. 

- Вместо тети Зины? - обомлела я. 
- Вместо тети Зины, - ответил мне папа. 

Надо сказать, что организация в которой работал папенька, в качестве детских 
новогодних мероприятий пользовала развоз конфет по домам. Причиной этому была 
скудность бюждета: празднование НГ в актовом зале, требовало елки, ряженых и 
чаепития, в то время как доставка подарков до хаты, сводилась к водителю и двум 
добровольцам на роль деда с внучкой. 
Про Мороза не помню, но вот снегуркой всегда была тетя Зина. 
Высокая, с толстой косой из пеньки, и густо накрашенными глазами, тетя Зина казалась 
мне красавицей, и я никак не могла понять за какие такие заслуги, она отказывается 
от своей беспроигрышной роли, и уступает ее мне. 
- Ну это чтобы ты не расстраивалась, - сладко сказал мне папа. 
О том, что тетя Зина на 9 месяце, и выпускать ее к детям в таком виде неэтично, 
папа умолчал. Умолчал он и том, что снегурка искалась на протяжении полугода, 
и даже за тройной отгул ни одна из сотрудниц не соглашалась побыть в этой роли. 
Короче говоря, родитель мой обо всем умолчал, и поэтому к исполнению обязанностей 
я приступила в абсолютном неведении, и некоторой эйфории. 

31 утром к нам в дверь вошли двое. В деде Морозе я сразу же узнала соседского 
дядю Лешу. - В папашкиной организации он числился кем-то вроде старшего техника, 
и был лохмат и ужасно молчалив. Из-за дяди Леши выглядывал водитель Юрик. 
- Готова? – хором спросили они у папы. 
- Готова, - ответил им он, и выставил меня из-за спины. 
Несмотря на то, что под голубым снегуркинским зипуном было толстое драповое пальто, 
а кокошник был немного великоват, из меня получилась вполне себе лубочная снегурка. 
– Маленькая, беленькая, с косой до задницы – все как положено. 

- Ты стихи-то выучила? – строго спросил дядя Леша, запихивая меня в машину. 
- Выучила, - пискнула я. 
- А много? 
- Очень-очень много, еще раз пискнула я, перепугавшись, что роль уплывает из 
под носа 
- Это хорошо, - обрадовался дядя Леша, и замолчал. 

У двери первой квартиры мы были через 10 минут. 
- А кто это к нам пришел? Дед мороз со снегурочкой пришел!- запричитала встретившая 
нас семья, и выпихнула в прихожую детей. 
- Я дед мороз, я подарков вам принес! - пробасил Дядя Леша. – А вот снегурочка, 
моя внучка. 
При слове внучка Мороз отвесил мне увесистый пендаль, который я восприняла как 
сигнал к началу действа, и немедленно начала читать стихи. 
К концу первого стихотворения, когда лупоглазые малыши более-менее осмелели, 
я с изумлением обнаружила, что дяди Леши в прихожей нет. 
- Наверное, так задумано по сценарию, - подумала про себя я. – Он, наверное, 
сейчас откуда-нибудь неожиданно выскочит. 
Но прошло 15 минут, а дядя Леша так и не выскакивал. 
Еще через 15 минут у меня закончились стихи, а вконец осмелевшие дети стали дергать 
меня за шубку и требовать подарка. Потоптавшись в прихожей еще минут 5, я не 
нашла ничего лучшего, кроме как пройти в квартиру. Дед Мороз был обнаружен мною 
на кухне, в компании родителей. 
- Дядя Леша, а подарок, - робко сказала ему я. 
- Какой еще подарок? – искренне удивился он. 
- Ну, детям подарок надо… Я же снегурочка! 
- Ааа, - протянул дядя Леша. С явной неохотцей, он встал со стула, и пожав руку 
родителям направился в прихожую. 
- Вот вам дети ваш подарок, а мы со снегурочкой поедем дальше, - еще раз пробасил 
он, и взяв меня за руку удалился. 

Визиты в вторую, четвертую и седьмую квартиры абсолютно не отличались друг от 
друга, разве что дядя Леша заметно веселел и все чаще промахивался со стартовыми 
пинками. 

- Знаешь что, Кать, а давай подарки Ты дарить будишь? – окончательно обнаглев, 
предложил он мне перед дверью восьмого жилища. – У тебя это и получится 
лучше. 
- Давайте, - пробурчала я. К тому моменту мне стало окончательно понятно, почему 
никто не хочет быть снегурочкой, и где именно тетя Зина обзавелась животом. 

Последующие 10 квартир превратились для меня в кошмар. Как только двери раскрывались, 
дедушка Мороз стремительно исчезал внутри, оставив меня на растерзание киндерам, 
и покидал квартиру только, когда я появлялась на кухне, и трясла ему списком 
адресов перед носом. 

Дальше было еще хуже. 
Ближе к третьей части списка в дяде Леше таки-проснулся актер, певец и танцор 
одновременно. А как раз когда список перевалил за середину, старший техник окончательно 
погрузился в философию праздника. - Глумливая тварь, нелепо скачущая в красном 
пальте, и бурчащая себе под нос Баркова, менее всего напоминала Деда Мороза, 
но в общем бедламе этого никто не замечал. Разве что охуевшие дети испуганно 
впечатывались в стены, и про подарки забывали напрочь. 
- Дядь, Леш, давайте пойдем, - робко уговаривала его я. – Уже вечер скоро. 
- Какой я тебе дядя, я дед Мороз! – безумно хохотал он, и продолжал скакать 
дальше. 
Впрочем, буйствовал дедуська недолго, и еще через 3 квартиры, упал на пол, раздолбав 
посохом хозяйское зеркало. 

- Ты не переживай, - сказал мне Юрик, после того как утрамбовал дядю Лешу в машину. 
– Там адресов совсем чуть-чуть осталось - всего–то 7. Мы их с тобой 
быстро развезем и домой поедем. Не развезем – будет мне выговор, а у меня 
жена. 
Впрочем, как оказалось, ни выговор, ни жена не были для Юрика авторитетом, потому 
что он ухитрился нахлобучится в первой же квартире. 

В отличие от пьяного дяди Леши, пьяный Юрик был гораздо неприятнее. – Ведь 
именно от него зависел мой возврат домой. 
- Дядя Юра, может поедем? - попыталась было выдернуть его из-за стола я. 
- Да куда же мы поедем? Я ведь выпимши уже, еще машину разобью, - глупо улыбнулся 
мне он. 
- Но мне ведь домой надо. А у вас жена. 
- Жена не стена, - философски заметил Юрик, и отчего-то посмотрел в окно. – 
Ты пока тут поиграй. 
За окнами начинало темнеть, стрелки часов ползли к 9 вечера, а была совершенно 
одна, в совершенно чужой квартире, без всяческих перспектив попасть домой в этом 
году. 

Неизвестно чем бы все это дело закончилось, если бы через какое-то время не раздался 
звонок в дверь. 
- Ну все, пиздец, - горестно подумала я, - к ним пришли гости. 
Но на пороге стояла мама. Моя мама. 
Впрочем, пиздец стоял вместе с мамой, то ли левее, то ли правее – не помню 

Первым огреб Юрик. Сразу же по приезде домой, мама набрала его домашний номер, 
и имела короткий разговор с Той Самой молодой женой. Собственно на этом месте, 
праздник для Юрика и закончился. - Молодая жена, хоть водить и не умела, но оказалась 
по адресу уже через 7 минут, и в нагрузку к румынскому галстуку «желтое 
на черном» Юрик получил вполне себе русский фингал «лиловое на сизом». 


Следующим номером обогатился папинька. 
-Мою кровиночку, с алкашней отпустил! - визжала мама, аки свинья на бойне, и 
махала руками в области папенькиной физиономии. 
Панинька смущался, словно школяр на сольфеджо, и топтался с ноги на ногу. 
- Она, Галинька, сама хотела… То бишь у нее в начале на школьной елке не 
получилось, - попытался было отмазаться родитель. 
Но последнюю фразу ему говорить не стоило, потому что в ту же саму секунду, я 
сбегала в спальню и принесла свой сорочий нарядец. 
- Что это за охоботья? - спросила мама ледяным голосом. 
- Это, мамочка, мой карнавальный костюм, - горько сказала я, и всхипнула. Пробоина 
в папинькином корпусе достигла критических размеров и стала не совместима с плавучестью. 
Не желая смотреть как последняя труба Титаника опускается в ледяные воды океана, 
я тихо закрыла дверь родительской комнаты и отправилась наряжать елку. 

Позже всех пополнился дядя Леша. Как оказалось, в старшем технике был довольно 
большой запас гражданской активности, и поэтому дедморозил он в течении недели, 
вплоть до рождества. Мамины товарки докладывали о его появлении то там то сям, 
но окончательно изловить дедушку удалось только к старому новому году. К тому 
времени он порядком поистаскался, и носил бороду вместо шарфа, но детям нравился 
по-прежнему. Триумфальное шествие деда Мороза закончилось в местом околотке, 
куда дядю Лешу доставили в качестве достопримечательности. Точно дивная птица, 
сидел он в обезьяннике, и тихо поскуливал, глядя как стражи порядка глушат его 
портвейн, хрустя дитячьими леденцами