Приколист

Афанасий Слива имел внушительную, солидную внешность, генеральскую осанку и зычный «командирский» голос. Но при этом был весельчак и балагур, постоянно тяготел ко всяким шуткам и розыгрышам, иногда совершенно неуместным и непотребным. Когда в конце 80-х его юнцом забирали в Армию, многие были уверены: дослужится до генерала.

Но не вышел он в генералы. Наверное, помешало слишком несерьезное отношение ко всему и вся. Правда, благодаря своим успехам в строевой подготовке, дослужился до сержанта. Безупречная выправка, строевой шаг, приемы с оружием и всякое такое выходило у него мастерски. Как говорил командир роты, залюбуешься. Перед какой-нибудь проверкой, которую периодически затевал вышестоящий штаб, Афанасия обязательно назначали дежурным по роте, чтобы встретил прибывшее начальство и отрапортовал ему, как полагается. А на строевых смотрах он всегда был на самом видном месте.

Однажды, когда рота ушла на обед, он, будучи дежурным по роте, слонялся по пустой казарме, и видимо от скуки решил подшутить над своим дневальным Мухиным. Мухин панически боялся всякого начальства и всяких проверок. Как ни придет, бывало, какой-нибудь штабной капитан проверять несение службы, так Мухин почему-то оказывается «у тумбочки» (так в обиходе называли пост дневального) и ему обязательно будет разнос за грязный подворотничок, неглаженые брюки, нечищеные сапоги и кучу еще всякого разного, вплоть до незастегнутой пуговицы. Тут же Мухина снимают с поста и отправляют «перевоспитываться» черновым работягой на кухню – самый неприятный наряд.

Поэтому упоминание о любой проверке у него вызывало чуть ли не панический кжас.

И вот Афанасий, проходя мимо Мухина, стоявшего «у тумбочки» как бы мимоходом велел ему, заправиться, подтянуть ремень, встать навытяжку. А я, говорит, пойду к входной двери встречать проверяющего начальника.

Подойдя к двери и распахнув ее, Афанасий встал по стойке смирно перед воображаемым проверяющим, приложил руку к козырьку и заорал во все горло:

- Здравия желаю товарищ Маршал Советского Союза! Разрешите доло...

Тут Афанасий осекся полуслове: на входе появился, но не маршал, а командир соседней части, подполковник Потанин. Видимо, зашел посмотреть, как у соседа выглядит казарма после недавнего ремонта.

- Ну, спасибо, сержант, за доверие и производство в маршалы, но разреши уж пока в подполковниках походить.

- Э-э-э …

- Ладно, расслабься. Раз уж собрался доложить, докладывай, где ваш ротный командир?

- Капитан Попов в каптерке со старшиной обмундирование пересчитывают…

Надо сказать, что в казарме не то что маршалов, старше полковника отродясь не видывали, поэтому «прикол» Афанасия привел в замешательство помимо Мухина (он едва не рухнул возле тумбочки), еще и командира роты, который в это время со старшиной решили попить чайку. Услышав через дверь каптерки (голос Сливы, казалось, прошибал даже стены), что в казарму пришел какой-то маршал, ротный выронил стакан из рук, облив чаем свои брюки и брюки сидевшего рядом старшины вдобавок.

- Черт!  - выругался ротный, - как теперь в мокрых брюках встречать-то … Старшина, выручай! Есть у тебя в запасе две пары брюк для нас с тобой?

- У меня, как в Греции…

Старшина залез в шкаф, вытащил обнову и они лихорадочно начали переодеваться. Но не успели. Потанин, открыв дверь в каптерку, застал обоих в трусах, и решил, что тут совершается какое-то извращенство:

- Ага, обмундирование пересчитывают… А чтобы не обсчитаться, с себя сняли… Как не стыдно!  В рабочее время… Тфу!

- Товарищ подполковник, вы не поняли…

- Тут у вас хрен чего поймешь: одному маршалы мерещатся, у других любовь вот… 

- Никакая не любовь …

Но Потанин не стал дальше слушать, развернулся и ушел.

Можно себе представить ярость ротного, которую он обрушил на Сливу, полчаса выговаривая ему все что о нем думает. В тот момент он с радостью разжаловал бы Сливу из сержантов до нуля, и сгноил бы на губе в придачу. Но вскоре успокоился и Сливу простил. Как-никак, лучший в роте сержант.

Недавно я встретил Сливу на улице. Он обрадовался давнему знакомому и предложил «обмыть» встречу. Мы пошли с ним по улице к ближайшей забегаловке.

По дороге мы увидели бригаду рабочих, которые на обочине копали какую-то траншею. Смотрю, Афоня напускает на себя важный вид и покряхтывает, будто готовится выступить с речью. Ну, думаю, опять затеял какой-нибудь прикол. И действительно, подойдя к бригаде, он строгим начальственным голосом спрашивает:

- Кто приказал здесь рыть траншею?

Работяги как по команде, повернулись в его сторону:

- Как кто, прораб, Сансаныч.

- Вы же неправильно копаете, надо копать в другом месте.

Работяги побросали лопаты и подняли гвалт:

- Опять, мля, этот Сансаныч дурью мается! Работаешь, мля, работаешь тут задаром…

Кто-то побежал за прорабом. Вскоре прибежал Сансаныч с кучей бумаг и развернул их перед Афанасием:

- Вот, посмотрите проект. Вот чертежи, вот здесь траншея под кабель. У меня тут все отмерено и размечено…

Я вспомнил классическое "у меня все ходы записаны" и ткнул Афанасия в бок. Но он не унимался:

- Что вы мне суете свои бумажки!, - (от раскатистого, почти левитановского голоса Афанасия прораб даже съежился), - Все равно вы копаете неправильно! Надо копать не здесь, а вон там, (покалывает на лужайку возле дороги).

- Почему?

- Неужели непонятно?

- Непонятно…

- Там земля мягче!

Произошла немая сцена, как в Гоголевском "Ревизоре". Все уставились на Афанасия. Я дернул его за рукав:

- Афоня, пойдем, тут без нас разберутся.

Он взглянул на меня и хлопнул сеья по лбу, будто вспомнил о чем-то важном:

- Да, нам же нужно срочно идти на совещание в министерство!

И пока прораб с работягами переваривали произведенный Афоней сумбур в их головах,  мы ускоренным шагом ушли на безопасное расстояние. А то ведь могли и побить. Тем более, что в нашем городишке никаких министерств сроду не было.