Фаина Раневская

 Как придете, стучите ногами. 
- Почему ногами, Фаина Георгиевна? 
- Но вы же не с пустыми руками собираетесь приходить!

"Лесбиянство, гомосексуализм, мазохизм, садизм это не извращения" строго объясняет Раневская.: "Извращений, собственно, только два: хоккей на траве и балет на льду".

Объясняя кому-то, почему презерватив белого цвета, Раневская говорила:
"Потому что белый цвет полнит".

"Удивительно, - сказала задумчиво Раневская, - Когда мне было 20 лет, я думала только о любви. Теперь же я люблю только думать".

На том же вечере Раневскую спросили: " Какие, по вашему мнению, женщины склонны к большей верности брюнетки или блондинки?"
Не задумываясь она ответила: "Седые!"

- Вы не поверите, Фаина Георгиевна, но меня еще не целовал никто, кроме жениха.
- Это вы хвастаете, милочка, или жалуетесь?

Расставляя точки над i, собеседница спрашивает у Раневской:
- То есть вы хотите сказать, Фаина Георгиевна, что Н. и Р. живут как муж и жена? 
- Нет. Гораздо лучше, - ответила та.

Раневская встречает девушку, которая незадолго до этого работала у нее домработницей.
- Как я жалею, что ушла от вас, Фаина Георгиевна, вздыхает девушка.
- Вы недовольны своей новой работой?
- Очень У вас много дел?
- Намного больше, чем было у вас.
- Но вы неплохо зарабатываете?
- Что вы почти ничего.
- Невероятно! А отпуск?
- Никакого отпуска.
- У кого же вы работаете?
- Я не работаю. Я вышла замуж.

 

"Фаина, - спрашивает ее старая подруга, - как ты считаешь, медицина делает успехи?"
"А как же. В молодости у врача мне каждый раз приходилось раздеваться, а теперь достаточно язык показать."

Раневская как-то рассказывала, что согласно результатам исследования, проведенного среди двух тысяч современных женщин, выяснилось, что двадцать процентов, то есть каждая пятая, не носит трусы.
- Помилуйте, Фаина Георгиевна, да где же это могли у нас напечатать?
- Нигде. Данные получены мною лично от продавца в обувном магазине.

Сколько раз краснеет в жизни женщина?
- Четыре раза: в первую брачную ночь, когда в первый раз изменяет мужу, когда в первый раз берет деньги, когда в первый раз дает деньги.
А мужчина?
- Два раза: первый раз когда не может второй, второй когда не может первый.

"Почему Бог создал женщин такими красивыми и такими глупыми?" - спросили как-то Раневскую.
"Красивыми чтобы их могли любить мужчины, а глупыми чтобы они могли любить мужчин."

" Я не пью, я больше не курю и я никогда не изменяла мужу потому, что у меня его никогда не было," -заявила Раневская, упреждая возможные вопросы журналиста.
" Так что же, - не отстает журналист, - значит у вас, совсем нет никаких недостатков?"
" В общем, нет" - скромно, но с достоинством ответила Раневская.
И после небольшой паузы добавила:
" Правда, у меня большая жопа и я иногда немножко привираю!"

 

На голодный желудок русский человек ничего делать и думать не хочет, а на сытый - не может. 

Животных, которых мало, занесли в Красную книгу, а которых много - в Книгу о вкусной и здоровой пище. 

Если женщина идет с опущенной головой - у нее есть любовник! Если женщина идет с гордо поднятой головой - у нее есть любовник! Если женщина держит голову прямо - у нее есть любовник! И вообще - если у женщины есть голова, то у нее есть любовник! 

Женщины, конечно, умнее. Вы когда-нибудь слышали о женщине, которая бы потеряла голову только от того, что у мужчины красивые ноги?

Глядя на прореху в своей юбке: "Напора красоты не может сдержать ничто! "

О режисере З.: "Перпетум кобеле. " 

Чем я занимаюсь? Симулирую здоровье. 

На вопрос: "Вы заболели, Фаина Георгиевна?" - она привычно отвечала: "Нет, я просто так выгляжу". 

Я говорила долго и неубедительно, как будто говорила о дружбе народов.

 

Склероз нельзя вылечить, но о нем можно забыть. 

Если больной очень хочет жить, врачи бессильны.

Семья заменяет все. Поэтому, прежде чем ее завести, стоит подумать, что тебе важнее: все или семья. 

Мне попадаются не лица, а личное оскорбление. 

Старость - это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на анализы. 

Чтобы мы видели, сколько мы переедаем, наш живот расположен на той же стороне, что и глаза. 

Четвертый раз смотрю этот фильм и должна вам сказать, что сегодня актеры играли как никогда. 

Я жила со многими театрами, но так и не получила удовольствия. 

Здоровье - это когда у вас каждый день болит в другом месте. 

Понятна мысль моя неглубокая? 

Я -- дочь небогатого нефтепромышленника...

 

Ребенка с первого класса школы надо учить науке одиночества. 

Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят. 

Ночью болит все, а больше всего совесть. 

Деньги мешают и когда их нет, и когда они есть.Мое богатство, очевидно, в том, что мне оно не нужно. 

И что только ни делает с человеком природа!

Сотрудница Радиокомитета N. постоянно переживала драмы из-за своих любовных отношений с сослуживцем, которого звали Симой: то она рыдала из-за очередной ссоры, то он ее бросал, то она делала от него аборт. Раневская называла ее "жертва ХераСимы".

 

— Когда я выйду на пенсию, то абсолютно ничего не буду делать. Первые месяцы буду просто сидеть в кресле качалке. 
— А потом? 
— А потом начну раскачиваться… 

Раневская не упускала случая ошарашить собеседника совершенно неожиданной реакцией. 
— Посмотрите, Фаина Георгиевна! В вашем пиве плавает муха! — во весь голос закричала соседка по столу. 
— Всего одна, милочка. Ну сколько она может выпить?! — спокойно ответила Раневская.

— Я не могу есть мясо. Оно ходило, любило, смотрело… Может быть, я психопатка? Нет, я себя считаю нормальной психопаткой. Но не могу есть мяса. Мясо я держу для людей. 

Раневская обедала в ресторане и осталась недовольна. и кухней, и обслуживанием. 
— Позовите директора, — сказал она, расплатившись. 
А когда тот пришел, предложила ему обняться. 
— Что такое? — смутился тот. 
— Обнимите меня, — повторила Фаина Георгиевна. 
— Но зачем? 
— На прощание. Больше вы меня здесь не увидите. 

 

Раневская изобрела новое средство от бессонницы и делится с Риной Зеленой: 
— Надо считать до трех. Максимум — до полчетвертого. 

— 85 лет при диабете — не сахар, сокрушалась Раневская. 

— Дорогая, сегодня спала с незапертой дверью. А если бы кто то вошел, — всполошилась приятельница Раневской, дама пенсионного возраста. 
— Ну сколько можно обольщаться.

Как то в ресторане ей подали цыпленка табака. Фаина Георгиевна отодвинула тарелку: 
— Не буду есть. У него такой вид, как будто его сейчас будут любить. 

В театре. 
— Извините, Фаина Георгиевна, но вы сели на мой веер! 
— Что? То то мне показалось, что снизу дует. 

У Раневской спросили, любит ли она Рихарда Штрауса, и услышали в ответ: 
— Как Рихарда я люблю Вагнера, а как Штрауса — Иоганна. 

— Ну с, Фаина Георгиевна, и чем же вам не понравился финал моей последней пьесы? 
— Он находится слишком далеко от начала. 

— Знаете, — вспоминала через полвека Раневская, — когда я увидела этого лысого на броневике, то поняла: нас ждут большие неприятности.

 

На радио записывали передачу с участием Раневской. Во время записи Фаина Георгиевна произнесла фразу со словом "феномЕн". Запись остановили. 
- В чем дело? - чуть заикаясь и пуча глаза, спросила Раневская. 
Стараясь выправить ситуацию ведущая сказала: 
- Знаете, Фаина Георгиевна, они тут говорят, что надо произносить не феномЕн, а фенОмен, такое современное ударение... 
- А, хорошо, деточка, включайте. 
Запись пошла и Раневская четко и уверенно произнесла: 
-ФеномЕн, феномЕн, и еще раз феномЕн! А кому нужен фенОмен, пусть идет в жопу!

Однажды Юрий Завадский закричал из зала Раневской: 
- Фаина! Вы своими выходками сожрали весь мой замысел! 
- То-то у меня чувство, будто я говна наелась! - достаточно громко пробурчала Раневская. 
- Вон из театра! - крикнул Завадский. 
Раневская, подойдя к авансцене, ответила ему: "Вон из искусства!" 

Получаю письма: "Помогите стать актером". Отвечаю: "Бог поможет!"

 

"Шкаф Любови Петровны Орловой так забит нарядами,что моль, живущая там, никак не может научиться летать!" 

После смерти подруги-актрисы: 
"Хотелось бы иметь её ноги - у неё были прекрасные ноги! Жаль - теперь пропадут.... 

"Дарить надо то, что жалко!"

Бог мой, как я стара - я еще помню порядочных людей!

Я не верю в духов, но боюсь их.

Сейчас долго смотрела фото - глаза собаки человечны удивительно. Люблю их, умны они и добры, но люди делают их злыми. 

Читаю Даррела, у меня его душа, а ум курицы. Даррел писатель изумительный, а его любовь к зверью делает его самым мне близким сегодня в злом мире.

 

Если бы я часто смотрела в глаза Джоконде, я бы сошла с ума: она обо мне знает все, а я о ней ничего. 

Погода ваша меня огорчила, у нашей планеты явный климакс, поскольку планета - дама! (из письма А.Щеглову в Кабул, 1983) 

Когда у попрыгуньи болят ноги, она прыгает сидя. 

Оптимизм - это недостаток информации. 

- Фаина Георгиевна, вы опять захворали? А какая у вас температура? 
- Нормальная, комнатная, плюс восемнадцать градусов. 

Находясь на гастролях, группа артистов, среди которых была и Раневская, от 
нечего делать отправилась днем в зоопарк. В одной из клеток увидели оленя, на 
голове которого вместо двух рогов выросло целых четыре. 
- Какое странное животное! Что за фокус? - удивился кто-то. 
- Я думаю, что это просто вдовец, имевший неосторожность снова жениться, - 
предположила Фаина Георгиевна. 

О своих работах в кино: 'Деньги съедены, а позор остался'.

 

Раневская стояла в своей грим-уборной совершенно голая. И курила. Вдруг к ней без стука вошел директор-распорядитель театра имени Моссовета Валентин Школьников. И ошарашенно замер. Фаина Георгиевна спокойно спросила: - Вас не шокирует, что я курю?

Оптимизм - это недостаток информации.

Раневская постоянно опаздывала на репетиции. Режиссеру это надоело, и он попросил актеров о том, чтобы, если Раневская еще раз опоздает, просто ее не замечать. Вбегает, запыхавшись , на пепетицию Фаина Георгиевна: 
-Здравствуйте!
Все молчат.
-Здравствуйте!
Никто не обращает внимания. Она в третий раз:
-Здравствуйте!
Опять та же реакция.
-Ах, нет никого?! Тогда пойду поссу.

Одной даме Раневская сказала, что та по-прежнему молода и прекрасно выглядит.
-Я не могу ответить вам таким же комплиментом, - дерзко ответила та.
-А вы бы, как и я, соврали! - посоветовала Фаина Георгиевна.

У Раневской спросили, что для нее самое трудное?
-О, самое трудное я делаю до завтрака, - сообщила она.
- И что же это?
-Встаю с постели.

Перед Олимпиадой 80- го года в московскую торговлю поступила инструкция: бчть особо вежливыми и ни в чем покупателям не отказывать. По этому поводу ходило много анекдотов. Вот один, весьма похожий на быль.
Заходит в магазин на Таганке мужчина и спрашивает:
-Мне бы перчатки.
-Вам какие?Кожаные, замшевые, шерстяные?
-Кожаные.
-Светлые или темные?
-Черные.
-Под пальто или под плащ?
-Под плащ.
-Хорошо...Принесите, пожалуйста, ваш плащ и мы подберем перчатки нужного цвета и фасона.
Рядом стоит Раневская и все это слушает. Потом наклоняется к мужчине и театральным шопотом, так что слышит весь торговый зал, говорит:
-Не верьте, молодой человек! Я им уже и унитаз приволокла и жопу показывала, а туалетной бумаги все равно нет!

 

Посмотрев на Галину Сергееву, исполнительницу роли «Пышки», и оценив ее глубокое декольте, Раневская сказала: «Эх, не имей сто рублей, а имей двух грудей». 

- Приходите, я покажу вам фотографии неизвестных народных артистов СССР, - зазывала к себе Раневская. 

Фаина Георгиевна Раневская однажды заметила Вано Ильичу Мурадели: 
-- А ведь вы, Вано, не композитор! 
Мурадели обиделся: 
-- Это почему же я не композитор? 
-- Да потому, что у вас фамилия такая. Вместо "ми" у вас "му", вместо 
"ре" -- "ра", вместо "до" -- "де", а вместо "ля" -- "ли". Вы же, Вано, в 
ноты не попадаете. 

Когда в Москве, на площади Свердлова, установили памятник Марксу работы 
Кербеля, Раневская прокомментировала это так: 
-- А потом они удивляются, откуда берется антисемитизм. Ведь это 
тройная наглость! В великорусской столице один еврей на площади имени 
другого еврея ставит памятник третьему еврею!

Раневская не любила зиму. Она говорила:
— Я ненавижу зиму, как Гитлера!

В театре им. Моссовета с огромным успе­хом шел спектакль «Дальше — тишина». Главную роль играла уже пожилая Раневская. Как-то по­сле спектакля к ней подошел зритель и спросил:
— Простите за нескромный вопрос, а сколь­ко вам лет?
— В субботу будет 115, — тут же ответила актриса.
Поклонник обмер от восторга и сказал:
— В такие годы и так играть!

 

Раневская познакомилась и подружилась с теткой режиссера Львовича, которая жила в Ри­ге, но довольно часто приезжала в Москву. Тетку эту тоже звали Фаина, что невероятно умиляло Раневскую, которая считала свое имя достаточно редким. «Мы с вами две Феньки, — любила при встрече повторять Раневская. — Это два чрез­вычайно редких и экзотических имени».

Как-то на южном море Раневская указала рукой на летящую чайку и сказала:
— МХАТ полетел.

Раневская со всеми своими домашними и огромным багажом приезжает на вокзал.
- Жалко, что мы не захватили пианино, говорит Фаина Георгиевна.
- Неостроумно, замечает кто-то из сопровождавших.
- Действительно неостроумно, - вздыхает Раневская - Дело в том, что на пианино я оставила все билеты.

Однажды актриса прогуливалась по городу, а за ней долго следовала толстая гражданка, то обгоняя, то заходя сбоку, то отставая, пока на­конец не решилась заговорить.
— Я не понимаю, не могу понять, вы — это она?
—. Да, да, да, — басом ответила Раневская. — Я — это она!

 

Как-то Раневской позвонила словоохотли­вая приятельница и долго-долго мучила ее бол­товней. Когда у Фаины Георгиевны лопнуло терпение, она извиняющимся тоном сказала:
— Простите, дорогая, я говорю с вами из ав­томата, здесь ждут...

Однажды Раневская поскользнулась на ули­це и упала. Навстречу ей шел какой-то незнако­мый мужчина.
— Поднимите меня! — попросила Ранев­ская. — Народные артистки на дороге не ва­ляются...

Фаина Раневская и Варвара Сошальская были заняты в спектакле «Правда хорошо, а счастье лучше». Раневской уже было за восемь­десят, а Сошальгкой к восьмидесяти.
Однажды на репетиции Сошальская плохо себя чувствовала: в ночь перед репетицией не спала, подскочило давление... В общем, все ужасно. Раневская пошла в буфет, чтобы ку­пить ей шоколадку или что-нибудь сладкое, да­бы поднять подруге настроение. В буфете про­давались здоровенные парниковые огурцы, в ту пору впервые среди зимы появившиеся в Москве.
Фаина Георгиевна немедленно купила огу­рец невообразимых размеров, положила в кар­ман передника — она играла служанку — и от­правилась на сцену. В тот момент, когда нужно было подать что-то барыне Сошальской, — Ра­невская вытащила из кармана огурец:
— Вавочка, посмотри, какой огурчик я тебе принесла...
— Спасибо тебе, Фуфочка! — обрадовалась Сошальская.
Уходя со сцены, Раневская очень хитро под­мигнула и уточнила:
— Вавочка, я дарю тебе этот огурчик. Хо­чешь — ешь его, хочешь — живи с ним...
Пришлось режиссеру объявить перерыв, по­скольку после этой фразы присутствующие просто полегли от хохота и репетировать уже никто не мог...

— Моя собака живет лучше меня! — по­шутила однажды Раневская. — Я наняла для нее домработницу. Так вот и получается, что она живет, как Сара Бернар, а я — как сенбернар...

Старшее поколение всегда ругает молодежь:
она, мол, совершенно испортилась, стала легко­мысленной, не уважает старших, без царя в голове, только о забавах и думает...
Услышав такой стариковский разговор, Ра­невская сказала со вздохом:
— Самое ужасное в молодежи то, что мы сами уже не принадлежим к ней и не можем делать все эти глупости...

 

-Конечно, у каждого режиссера должна быть своя система работы с актером. Да только не нервная!

-Вдохновение приходит и уходит, а бездарность остается.

-Она была от счастья на 7-м месяце.

-Это когда-то артисты в кино играли, теперь они только снимаются.

-В моей старой голове две, отсилы три мысли, но они временами поднимают такую возню, что кажется, их тысячи.

-Любовь, как и слесаря- сантехника можно искать всю жизнь.

— Нонна, а что, артист N. умер?
— Умер.
— То-то я смотрю, его хоронят…

Однажды Раневская с артистом Геннадием Бортниковым застряли в лифте. Только минут через сорок их освободили. Своему компаньону Фаина Георгиевна сказала: 
— Геночка! Вы теперь обязаны на мне жениться, — иначе вы меня скомпрометируете.

 

- Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: "Умерла от отвращения". 

- Берите пример с меня,- сказала как-то Раневской одна солистка Большого театра. - Я недавно застраховала свой голос на очень крупную сумму. 
- Ну, и что же вы купили на эти деньги? 

Я уже давно ничего не читаю. Я перечитываю и всё Пушкина, Пушкина, Пушкина. Мне даже приснилось, что он входит и говорит: «Как ты мне, старая дура, надоела!» 

— Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.

- Сняться в плохом фильме - всё равно что плюнуть в вечность. 

Когда в Москву привезли «Сикстинскую мадонну», все ходили на неё смотреть. Фаина Георгиевна услышала разговор двух чиновников из Министерства культуры. Один утверждал, что картина не произвела на него впечатления. Раневская заметила: 
- Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!

 

Артист "Моссовета" Николай Афонин жил рядом с Раневской. У него был "горбатый" "Запорожец", и иногда Афонин подвозил Фаину Георгиевну из театра домой. Как-то в его "Запорожец" втиснулись сзади три человека, а впереди, рядом с Афониным, села Раневская. Подъезжая к своему дому, она спросила:
— К-Колечка, сколько стоит ваш автомобиль?
Афонин сказал:
— Две тысячи рублей, Фаина Георгиевна.
— Какое блядство со стороны правительства, — мрачно заключила Раневская, выбираясь из горбатого аппарата.

— Что это у вас, Фаина Георгиевна, глаза воспалены?
— Вчера отправилась на премьеру, а передо мной уселась необычно крупная женщина. Пришлось весь спектакль смотреть через дырочку от сережки в ее ухе…

У Раневской спросили:
— Как вы себя чувствуете, Фаина Георгиевна?
— Болит печень, сердце, ноги, голова. Хорошо, что я не мужчина, а то бы и предстательная железа заболела.

Раневской делают операцию под наркозом. Врач просит ее считать до десяти. От волнения она начинает считать невпопад:
— Один, два, пять, семь…
— Будьте повнимательнее, пожалуйста, — просит врач.
— Поймите, как мне трудно, — начинает оправдываться актриса. — Моего суфлера ведь нет рядом.

фраза в Золушке: " Маловато королевство, разгуляться мне не где"

Мои любимые мужчины-Христос, Чаплин, Герцен, доктор Швейнер, найдутся еще-лень вспоминать. 

У меня есть два Бога: Пушкин, Толстой. А главный?! О нем боюсь думать. 

А может быть поехать в Прибалтику?! А если я там умру?! Что я буду делать?

"Я вообще заметила, что талант всегда тянется к таланту и только посредственность остается равнодушной, а иногда даже враждебной к таланту." 

Все мы немного лошади .

 

Раневская всю жизнь прожила одиноко: ни семьи, ни детей. Однажды ее спросили, была ли она когда-нибудь влюблена.
— А как же — сказала Раневская — вот было мне девятнадцать лет, поступила я в провинциальную труппу — сразу же и влюбилась. В первого героя-любовника! Уж такой красавец был! А я-то, в правду сказать, страшна была, как смертный грех… Но очень любила ходить вокруг, глаза на него таращила, он конечно, ноль внимания… А однажды вдруг подходит и говорит шикарным своим баритоном: "Деточка, вы ведь возле театра комнату снимаете? Так ждите сегодня вечером: буду к вам в семь часов".
Я побежала к антрепренеру, денег в счет жалования взяла, вина купила, еды всякой, оделась, накрасилась — сижу жду. В семь нету, в восемь нету, в девятом часу приходит… Пьяный и с бабой! "Деточка, — говорит, — погуляйте где-нибудь пару часиков, дорогая моя!"
С тех пор не то что влюбляться — смотреть на них не могу: гады и мерзавцы!

Раневская выступала на одном из литературно-театральных вечеров. Во время обсуждения девушка лет шестнадцати спросила:
— Фаина Георгиевна, что такое любовь?
Раневская подумала и сказала:
—Забыла.
А через секунду добавила:
— Но помню, что это что-то очень приятное.

Дело в том, что в августе мне исполняется 75 лет. Это моя большая личная неприятность. 

На солнце - бардак. Там какие-то магнитные волны. Врачи мне сказали: "Пока магнитные волны, вы будете себя плохо чувствовать". Я вся в магнитных волнах. 

- Рина Зеленая заманила меня сниматься в "Подкидыше". Когда меня снимали, на улице Горького собралась толпа любопытных. У меня было ощущение, что я моюсь в бане, а туда привели экскурсию рабочих. 

- Фаина Георгиевна, что бы вы сделали, если бы вдруг открыли границы? - спросили у Раневской. 
- Залезла бы на дерево. 
- Почему? 
- Затопчут.

 

Есть люди, в которых живет Бог. Есть люди, в которых живет дьявол. А есть люди, в которых живут только глисты. 

В Москве можно выйти на улицу одетой, как бог даст, и никто не обратит внимания. В Одессе мои ситцевые платья вызывают повальное недоумение - это обсуждают в парикмахерских, зубных амбулаториях, трамвае, частных домах. Всех огорчает моя чудовищная "скупость" - ибо в бедность никто не верит. 

Критикессы - амазонки в климаксе.

Мне всегда было непонятно - люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства.

Пусть это будет маленькая сплетня, которая должна исчезнуть между нами.

- Первый сезон в Крыму, я играю в пьесе Сумбатова Прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: "Шаги мой легче пуха, я умею скользить, как змея..." После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнера. В публике смех, партнер, стеная, угрожает оторвать мне голову. Придя домой, я дала себе слово уйти со сцены. 

- Я, в силу отпущенного мне дарования, пропищала как комар. 

Раневская с негодованием заявляет: -- Ох уж эти несносные журналисты! Половина лжи, которую они 
распространяют обо мне, не соответствует действительности. 

Раневская забыла фамилию актрисы, с которой должна была играть на сцене: 
- Ну эта, как ее... Такая плечистая в заду...

 

Однажды ночью позвонил Эйзенштейн. 
- Фаина! Послушай внимательно. Я только что из Кремля. Ты знаешь, что сказал о тебе Сталин?! 
" Вот товарищ Жаров хороший актер, понаклеит усики, бакенбарды или нацепит бороду, и все равно сразу видно, что это Жаров. А вот Раневская ничего не наклеивает и все равно всегда разная... "

- Почему вы не пишете мемуаров? 
- Жизнь отнимает у меня столько времени, что писать о ней совсем некогда. 

Узнав, что ее знакомые идут сегодня в театр посмотреть ее на сцене, Раневская пыталась их отговорить: 
- Не стоит ходить: и пьеса скучная, и постановка слабая... Но раз уж все равно идете, я вам советую уходить после второго акта. 
- Почему после второго? 
- После первого очень уж большая давка в гардеробе. 

Об одном режиссере: 
- Он умрет от расширения фантазии. 

- Я была вчера в театре, -- рассказывала Раневская. -- Актеры играли так плохо, особенно Дездемона, что когда Отелло душил ее, то публика очень долго аплодировала.

 

Во время репетиции Завадский за что-то обиделся на актеров, не сдержался, накричал и выбежал из репетиционного зала, хлопнув дверью, с криком: "Пойду повешусь!" Все были подавлены. В тишине раздался спокойный голос Раневской: "Юрий Александрович сейчас вернется. В это время он ходит в туалет". 

Мне осталось жить всего сорок пять минут. Когда же мне все-таки дадут интересную роль?

Раневская кочевала по театрам. Театральный критик Наталья Крымова спросила: 
- Зачем все это, Фаина Георгиевна? 
- Искала... -- ответила Раневская. 
- Что искали? 
- Святое искусство. 
- Нашли? 
- Да. 
- Где? 
- В Третьяковской галерее... 

Брежнев, вручая в Кремле Раневской орден Ленина, выпалил: 
- Муля! Не нервируй меня! 
- Леонид Ильич, -- обиженно сказала Раневская, -- так ко мне обращаются или мальчишки, или хулиганы. 
Генсек смутился, покраснел и пролепетал, оправдываясь: 
- Простите, но я вас очень люблю. 

- Никто, кроме мертвых вождей, не хочет терпеть праздноболтающихся моих грудей.

В Кремле устроили прием и пригласили на него много знатных и известных людей. Попала туда и Раневская. Предполагалось, что великая актриса будет смешить гостей, но ей самой этого не хотелось. Хозяин был разочарован: 
- Мне кажется, товарищ Раневская, что даже самому большому в мире глупцу не удалось бы вас рассмешить. 
- А вы попробуйте, -- предложила Фаина Георгиевна. 

- А вы знаете, я цветы не люблю. Деревья мыслители, а цветы -- кокотки. 

- Кем была ваша мать до замужества? -- спросил у Раневской настырный интервьюер. 
- У меня не было матери до ее замужества, -- пресекла Фаина Георгиевна дальнейшие вопросы. 

Поклонница просит домашний телефон Раневской. Она: 
-- Дорогая, откуда я его знаю? Я же сама себе никогда не звоню.