Блядисляб

Друг детства ко мне вчера вечером приходил. Выпили с ним, закусили, вышли на балкон покурить. Внизу во дворе детишки играют.

— Петя, домой! — громко позвала кого-то женщина, перегнувшись с балкона из дома напротив.

На подъездной лавочке тусилась компания из четырёх-пяти подростков. На зов женщины никто из них не отозвался.

— Петька, я кому говорю — домой! — добавила мамаша визгливых тонов в свой зовущий голос.— Ужин стынет!

— Щас,— недовольно пробурчал пацанчик в зелёных шортах и жёлтой бейсболке.

Он лениво сполз с лавки, по-взрослому ударил каждого из приятелей ладошкой по ладошке и вперевалку вошёл в подъезд.

Мама его с довольным видом скрылась в квартире.

— А я с младых, можно сказать, ногтей приучился вовремя, минута в минуту, приходить вечерами домой,— улыбнувшись, неожиданно сказал Владик.— Бабушка приучила.

— Чё, в угол ставила? — полюбопытствовал я.

— Если бы! — вздохнул Владик.— Ты же помнишь мою покойную бабушку?

Мы жили в одном райцентре, по соседству, и я переехал с родителями в город, когда был ещё пацаном. Владик же, когда стал взрослым и наезжал в город по делам, никогда не забывал навестить меня, как вот сегодня.

— Она у тебя вроде казашка была? — вспомнил я Владикову бабушку, всегда ходившую с покрытой белым платком головой, в длинном, до пят, зелёном платье и по-русски говорившую хотя и бойко, но с непередаваемым акцентом.

Например, она говорила не «шофёр», а «шопéр» (то есть букву «ф» выговаривала как «п»). Не давалась Магрипе-апа почему-то и буква «в», она из её уст звучала как «б». Меня она, например, называла Болёдя (то есть — Володя).

— Ага,— подтвердил Владик.— Казашка. А дед хохол.

Подумал и зачем-то добавил:

— А другая бабка, с папкиной стороны, была немкой. А дед её, то есть муж, русский... А дальше уже все пошли писáться русскими.

Владик внешне пошёл в свою бабку-казашку: темноволосый, скуластый, с прищуренными глазами. Но более русского по характеру, повадкам — короче, ментальностью своей,— чем он, я не знал. Впрочем, я никогда не задумывался о его национальности, как и он, полагаю, о моей. У нас был общий двор, общая компания, общие игры, а больше нам ничего и не нужно было. И когда наша семья переехала в город, мне очень не хватало той нашей развесёлой компании, и в первую очередь Владислава, с которым мы крепко дружили до пятого класса.

— Однажды мои родители на несколько дней уехали на свадебный той к родственникам с казахской стороны,— прикурив новую сигарету, продолжил между тем свой рассказ мой взрослый уже друг детства.— Дело было в сентябре, учебный год уже начался, так что дома остались я и бабушка Магрипа, которой поручили присматривать за мной. И вот я в первый же день заигрался у нас во дворе с пацанами (ты уже в городе жил) и забыл, что надо идти на ужин. А бабушка вышла на балкон, раз молча махнула мне рукой, чтобы я шёл, два махнула. А я ноль внимания. И тогда бабуля как гаркнет на весь двор: «Блядик, иди кушить домой! Кушить стынет! Бля-я-ядик, домо-о-ой!» Боже ты мой, ты бы слышал, как ржали пацаны, когда поняли, кого это зовут домой, так как я помчался в подъезд как ошпаренный, лишь бы бабушка замолчала! И как мне пришлось биться потом с некоторыми из пацанов, чтобы они перестали называть меня Блядиком. И все эти три дня, пока не было родителей, я на ужин был как штык. Да и после старался не опаздывать, потому как родаки, раскусив ситуацию, посылали на балкон звать меня со двора именно бабулю...

Отсмеявшись, я приобнял Владислава за плечи:

— Ну что, дорогой мой...

— Только попробуй передразнить мою незабвенную бабушку — убью! — тут же перебил меня друг детства.

—...дорогой мой Владислав, пошли за стол! — продолжил я.— У меня родился тост: за наших милых бабушек.

— Это можно,— облегчённо вздохнул Владик.— Пошли!

— Слушай, а она не пробовала тебя называть не укороченным, а полным именем? — невинно спросил я, когда мы выпили ещё по граммулечке.

— Это как? Блядислябом, что ли? — обиженно переспросил Владик.

Первым под стол пополз я...